three, two, one, fun — @дневники: асоциальная сеть

пятница, 09 октября 2009

17:26

а вот теперь фанфик))

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

ворнинг: небольшое литературное извращение (в этой фразе все слова ключевые :gigi: )

Carpe Diem

Мелких волн курчавя гребни,
Ручеек бежит по щебню.

- Еще один гений, - равнодушно думает Мефистофель, зачитывая условия договора.

Что мурлычет он ворчливо
День и ночь без перерыва?

- Прав был тот, кто был до меня, в конце концов, все превращается в рутину, - устало думает Мефистофель, рассматривая комнату.

Обвиненье ли в измене
Пенят бешено каменья?

- А вот пентаграмма гораздо интересней. Крыса здесь не поможет. - Мефистофель позволяет себе отвлечься.

Отзвук ли времен счастливых
Слышен в этих переливах?

- Но все это было... - У Мефистофеля странное чувство, что все это было не с ним.

И о том, что память прячет,
Эхо, вспоминая, плачет?

Мефистофель вспоминает, что пора переходить к основной части:

- Едва ты миг отдельный возвеличишь,
Вскричав: «Мгновение, повремени!» -
Все кончено, и ты моя добыча,
Тебе спасенье нет из западни...

Доктор Ни Джиени скользит взглядом по светлым, заплетенным в косу, волосам Мефистофеля и довольно улыбаясь произносит:

- Остановись, мгновение.

@темы: сайюки

URL

17:17

это не фанфик))

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

я иногда себя чувствую
~~как Невилл Лонгботтом за секунду до взрыва~~
как Невилл Лонгботтом, который готовит зелье под чутким наблюдением профессора Снейпа. Причем Снейп не просто надзирает, но практически руководит процессом. И вот, когда зелье почти готово, Невилл Лонгботтом смотрит своим большими красивыми глазами на Снейпа и говорит:
(а это Невилл Лонгботтом, у него потрясающая интуиция на взрывы)
и говорит:
- Профессор, мы где-то ошиблись...

Просто, многие хорошие вещи случались со мной посредством ~~взрыва~~ шоковой терапии, так что состояние «за секунду до» такое... многообещающее ))))

На самом деле, этот и следующий пост для похвастаться новыми аватарками

URL

суббота, 29 августа 2009

19:39

Сказки для Гоку

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

Сказки для Гоку

читать дальше

@темы: сайюки

URL

пятница, 21 августа 2009

18:11

Кто здесь?

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

ворнинг: здесь обязан быть ворнинг, я просто затрудняюсь с формулировкой :gigi:

Кто здесь?

читать дальше

@темы: сайюки

URL

воскресенье, 02 августа 2009

14:46

Дыхание

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

ворнинг: сонгфик и вообще романтика ))

Дыхание

читать дальше
- Мне снился сон, - говорит Годжо.
Скоро рассвет, и луны уже не видно.
Он знает, что Хаккай не спит.
- Мне снился сон, - говорит Годжо.
Скоро рассвет, и луны уже не видно.
Он знает, что Хаккай его слушает.

Это из-за дыхания. Вдох и выдох - как крылья бабочки.
Чем больше интервал между вдохом и выдохом, тем темнее цвет крыльев.
У Хаккая неглубокий сон.
И если он засыпает первым, то Годжо еще долго не может заснуть из-за сотен желтых бабочек, что бесшумно кружат по комнате.

- Мне приснилось, - на самом деле говорит Годжо, поправляя подушку, чтобы сесть. Он не умеет рассказывать лежа на спине.
Дыхание сбивается.

- Мне приснились небеса, - говорит Годжо, - и чей-то кабинет, в котором книг было не меньше, чем окурков во рту большой жабы. И сакура, ее не было видно из окон этого кабинета. И пруд с лотосами...

- Мне приснился пруд с лотосами, в который был виден мир, нижний мир. И когда я заглянул в этот пруд, я понял, что жить можно только на небесах. Ведь тот нижний мир скрылся под водой...

Годжо рассказывает с закрытыми глазами.
Не обязательно видеть бабочек, чтобы знать какого они цвета.

- А потом я проснулся, всё еще уверенный, что так и есть.

Бабочки возле него - темно-синие.
Совсем как киты, который плавают где-то там высоко над деревьями, в толще воды, скрывшей мир.

- Я был уверен, что воздух остался только в этой комнате, - улыбается Годжо.
- Я пытался разучиться дышать, - молчит Годжо.

Когда он открывает глаза, то ничего не видит.
Потому что перед рассветом темней всего, потому что бабочки в комнате - черного цвета.

@темы: сайюки

URL

среда, 29 июля 2009

23:15

в солнечном свете

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

для Терры, которая хотела ангст, так что если по содержанию это не совсем и не всегда ангст, то по определению это все равно ангст ~__~

В солнечном свете

читать дальше

Ночь - это время теней, неясных звуков и страха. Время, когда кошмар в любой момент может стать реальностью, а реальность - кошмаром.
Время полное неопределенностей: Тень танцует по стене.
Время полное беспокойства: Птица плачет вдалеке.
Время полное тревоги: Старый страх пришел во сне.
Слишком тревожно для того, чтобы можно было сразу принять решение. Слишком поспешно для того, чтобы можно было принять правильное решение. Слишком неуверенно для того, чтобы решение вообще было принято.
Неважные вещи выходят на первый план.
Ненужные мысли возвращаются снова и снова.
Под темным и мрачным покровом ночи,
среди теней и неясных звуков,
старые страхи встречаются с новыми.

***
Хорошо, что эта история случилась на закате дня.
Никаких «наверное» или «возможно».
Всё самое плохое совершенно определенно случится еще до наступления ночи.

***
- Вот дом, который построил Джек, - от нечего делать бормочет себе под нос Гоку. После того, как они въехали в лес, джип отключил радио, и теперь все развлекают себя сами.
Годжо, например, смотрит в небо и размышляет о погоде.
- Жара спала, - думает он, - скоро солнце окончательно сядет и станет совсем хорошо.
Хаккай сбрасывает скорость, и Годжо лениво переводит взгляд на обочину дороги. Санзо смотрит в том же направлении, и Хаккай, не встретив возражений, останавливается.
- Повезло! - оживляется Годжо. - Ночевка в лесу отменяется, вставай, обезьяна. Приехали.
- Вряд ли нас там ждут, - то ли успокаивает, то ли предупреждает Хаккай.
- Не, не пахнет там никем. - Гоку радостно выпрыгивает из джипа. - Ух, тут даже стол...
Хаккай оглядывает обшарпанную стену, до балюстрады увитую плющом. Лучи заходящего солнца бликуют на осколках в разбитых окнах, золотят стеклянную крошку у порога и замирают пятнышком света на санзовском Шоуреджо.
- Стрит-флеш! - Годжо уже успел заглянуть в бывшую гостиную на первом этаже и три спальни на втором.
- Здесь есть кровати. А также супер-бонус для Гоку, - сообщает он, открывая последнюю дверь, - Кухня! Не такая современная как у нашего монаха в его монастыре...
Пуля рикошетит от дверного косяка и вылетает во двор, добив по пути кухонное окно.
Годжо не знает, какую мысль ему озвучить: ту, что про сквозняки или ту, что на тему «Где санзовская пуля ляжет, там пусть Санзо и спит?»

- Надо бы поужинать до темноты, - думает Хаккай. Ему нравится, что они не стали заносить стол в дом, а остались ужинать на веранде. Своего рода выражение признательности тем, кто жил здесь когда-то.
- А Хакурю? - невнятно спрашивает Гоку, пытаясь отобрать у Годжо его мандзю.
- Сначала прожуй, а потом говори. - Годжо жертвует мандзю ради юдзукэ.
- Хакурю остался, на всякий случай, в форме джипа, - отвечает Хаккай. - Санзо, передай мне имбирь, пожалуйста.
- Фальшивка, - спокойно говорит Санзо и стреляет.
- Я вообще-то здесь, - машет ему Годжо с противоположного края стола.
- Ты не настоящий, - ровным голосом повторяет Санзо, вставая из-за стола. На этот раз дуло Шоуреджо колеблется в пространстве между Годжо и Гоку. Санзо стреляет.
- Ближе к Гоку, чем к Годжо, - машинально отмечает Хаккай.
- Подделка, - третья пуля увеличивает количество стекол на земле.
- Флеш-рояль! - ненатурально вздыхает Годжо. - Вот теперь нам окончательно повезло, Санзо совсем свихнулся, и мы с чистой совестью можем сдать его в ближайший сумасшедший дом. А сами поедем до...
Годжо проваливается в темноту как в вату - мягко и неслышно. Когда он снова начинает дышать, воздух на вкус отдает жестью.
- Все-таки я в здравом уме и твердой памяти, - произносит он, различив в темноте фигуры Санзо и Хаккая. - Это ночь так быстро наступила, или Санзо в меня наконец-таки попал? Поздравляю, психованный монах, три года тренировок - и ты смог меня ранить. Не слышу твоих извинений...
- Годжо... - говорит Хаккай.

- Годжо! - зовет Хаккай, когда Санзо за его спиной мягко оседает на землю.
- Санзо! - кричит Гоку, срываясь с места.
- Санзо? - оборачивается Хаккай.

- Годжо, - зовет его Хаккай.
- Тигр или принцесса? - спрашивает Хаккай.

- Ты не настоящий. - Санзо смотрит на Гоку. В его взгляде - что угодно кроме сомнений. Он стреляет не целясь.

- Что? - переспрашивает Годжо.

- Они просто потеряли сознание, - успокаивает Хаккай Гоку, внимательно осматривая цветы, растущие у веранды. - Может быть...
Хаккай наклоняется, чтобы лучше разглядеть пурпурные соцветья.
- Хаккай! - голос Гоку полон тревоги.
- Со мной всё в порядке, Гоку. Я думаю, это из-за запаха, а у меня иммунитет к таким вещам.
- Как только солнце сядет, цветы закроются, и Санзо с Годжо придут в себя, - продолжает Хаккай. - Но лучше бы все равно перенести их в дом.

Пока Гоку перетаскивает все кровати в одну комнату, Хаккай успевает сделать холодные компрессы и убрать остатки ужина со стола.

- Обещай, - говорит Гоку, наблюдая за тем, как Хаккай меняет компресс Санзо, - обещай, что с тобой ничего не случится!
Солнце сядет с минуты на минуту.
- Обещаю, - легко обещает Хаккай.

- Тигр или принцесса? - спрашивает Хаккай.
- За одной дверью - тигр, за другой - принцесса, - поясняет Санзо, - тебе выбирать.
- Я всегда говорю правду, а Санзо все время лжет. Выбирай эту дверь, - дополняет Хаккай.
- Это Хаккай лжет, - устало возражает Санзо, - выбирай эту.
- Я лгу? - улыбается Хаккай.
- Постоянно.

Орхидеи распускаются на стеклах разбитого окна. Сквозь стены прорастает акация. Нарциссы цветут под углом к колокольчикам, а колокольчики цепляются за дверную ручку. Слева ирисы, а справа георгины... или маргаритки... или ромашки... или астромерии. А в воздухе пахнет озоном. Это ки-энергия Хаккая потрескивая рвется наружу. Так всегда бывает, когда у него высокая температура.
Аконит, символ мизантропии и близкой опасности, в дружеском приветствии склоняется к его лицу.

Санзо хочет, чтобы мир выцвел. Стал черно-белым как его Шоуреджо. Санзо уверен - если он захочет, пули пробьют стены насквозь. Потому что это декорации. Картон и деревянные подпорки. Санзо не хочет смотреть на солнце. Оно создает иллюзии. Цвет - всего лишь иллюзия.
- Подделка, - говорит Санзо, глядя на Гоку.
Стреляные гильзы причудливым узором ложатся у его ног.

***
Когда Гоку просыпается, кроме него в комнате никого нет.
- Это хорошо, - думает Гоку, пока случайно не выглядывает в окно.
Солнце по-прежнему висит у края горизонта.
- Просто, я проспал весь день, - думает Гоку, - и я ужасно проголодался.
На самом деле, ему совершенно не хочется есть.

Дом полон тишины. Солнечные лучи глушат все звуки, впитывают их в себя.
Если крикнешь - никто не услышит.
Если позовешь - никто не придет.
Здесь так тихо,
что можно услышать,
как в сердце рождается
страх.

- Санзо-о! - зовет Гоку.
- Кап-па! - кричит Гоку.
- Эй, Хаккай... - волнуется Гоку.
Найти их не составляет для него труда.
Проблема в том, что они его не слышат.

- Перестаньте ходить во сне, - злится Гоку.

- Хорошо, - легко соглашается Хаккай. - Все равно это было бы неинтересно. Давай, оставим только одну дверь, а, Годжо?
- Как ты думаешь, за ней будет тигр или принцесса?

- Санзо-о!
- Вас слишком много, заткнитесь! - не желает слушать Санзо.
Сколько бы он ни убивал, они по-прежнему здесь.

- Я обещал, - говорит Хаккай.
- Обещал, - дружно звенят колокольчики.
- Гоку ждет...
- О, да! - подтверждают желтые лилии - символ лжи и легкомысленности.

- Исчезните! - кричит Санзо, убивая очередного Гоку.

- Ты бы хотел спасти принцессу, Годжо? Принцессу, что не любит красные цветы.

- Твоя дружба значит для него так много, - напоминает ирис.
- Я не могу оставить его одного. - У Хаккая кружится голова.
- Он доверяет тебе, - кивают одуванчики.
- Доверяет, - повторяют маргаритки.
- Я обещал... - У Хаккая температура и всё плывет перед глазами.

- Но там может оказаться и тигр... Тигр, тигр, в красной шкуре... в красной-красной...

- Санзо!
Санзо закрывает глаза.
Он стреляет даже не на звук - на его отсутствие.

- Он верит тебе, - доверительно вздыхают фрезии.
- Правда, верит. - Хризантемы пахнут воспоминаниями и чем-то еще.
- Перестаньте. - Хаккай закрывает глаза. - Замолчите.
- Прости, - сожалеют гиацинты.

- Как ты думаешь, Годжо, за этой дверью - тигр?..

Ни стен, ни окон - больше ничего нет. Только цветы до самого горизонта. И солнце. Файерболл в ладони Хаккая вспыхивает его зеркальным отражением.

- ...или всё-таки принцесса?

- Санзо...
- Фальшивка, - говорит Санзо и стреляет.
И стреляет.
И стреляет.

Когда цветы горят - они совсем не пахнут.

- Это солнце никогда не сядет, - думает Гоку. - Эй, Хакурю, почему ты не превращаешься? Нейбо тоже не хочет появляться. Почему они меня не слышат? Эй, Хакурю... совсем не слышат. Я же здесь. Я уже вырвал все цветы... те... красные как солнце. Хакурю, солнце никогда не сядет?
Когда Санзо стреляет - Гоку рядом.
Когда Хаккай кричит - Гоку рядом.
Когда Годжо режется осколком стекла - Гоку рядом.
Это похоже на игру.
Кто-то играет с ним в кошки-мышки.
Кто-то играет с ним на выбывание.
Время игры не ограничено.
- Я знаю... - Гоку сидит на земле, прислонившись спиной к колесу джипа. - Это плохо, когда нет друзей, с которыми можно поиграть.
Заходящее солнце отражается у него в глазах.

Это очень старый дом. Черепица вперемешку с битым стеклом усеивает землю, еле видимая в траве. Ставни высохли и перекосились, а дверь разбухла от дождей и не закрывается. Плющ покрывает всю западную стену. Потому что солнце всегда светит с запада. Этот дом не хранит воспоминаний. Ни о праздниках, ни о смерти. И если здесь когда-то смеялись дети, их смех растворился в цветах. И если они рисовали на стенах, когда наступала весна, то это всё дождь и тень от деревьев, то это всё дождь, и солнце, и ветер... и больше не вспомнить, и больше не встретить.
Никто и не помнит, когда здесь остановилось солнце.
И было ли когда-нибудь иначе.
Здесь только дом, который стоит в лесу, и солнце, которое светит с запада.
Всё остальное - тень и игра света. Всего остального не существует.

- Это и есть запад, - негромко говорит Санзо, глядя в закат. - Последняя остановка.

Лиана вьется по ножке кровати вверх.
Когда Хаккай свешивает руку с кровати, лиана цепляется за его пальцы, браслетом ложась на запястье. И уже не различить, где лиана, а где татуировка.
- Почему бы и нет? - думает Хаккай.
Лиана ведет его прочь словно марионетку.
Хаккай точно знает, что он не снимал клипс. У него нет сил проверить, так ли это на самом деле.
Лиана выкручивает ему кисть ровно с той силой, чтобы он снова не потерял сознание.

Хаккай смеется, когда ему удается схватиться за дверную ручку.

- Не открывай дверь. Там тигр, Годжо.
Хаккай берет его за руку.
- Он убьет тебя, Годжо.
Хаккай разворачивает его руку ладонью вверх.
- Я не смогу тебе помочь.

Санзо соскальзывает в безумие легко и изящно. Солнце перекрашивает его волосы в красный.

- Забирай, каппа, - говорит Санзо, вкладывая ему в руку Шоуреджо.
- Убей тигра первым, Годжо, - шепчет Хаккай.

Хаккай смотрит на цепь лиан, сдерживающих его силу.

- Вот так, - говорит Хаккай, накрывая его руку своей и помогая прицелиться.
- Стреляй, - безучастно говорит Санзо.

Ни обязательств, ни привязанностей. Солнце перекрашивает его одежду в красный.

Хаккай срывает лиану с запястья. Ни привязанностей, ни обязательств.

- Это легко, - говорит Хаккай, закрывая ему глаза. - Даже с закрытыми глазами получится.
- Это легко, - повторяет Санзо.
Тяжесть Шоуреджо и голос Хаккая - вот и всё, что осталось в мире Годжо.

Совсем ничего, - думает Хаккай...

...больше ничего не осталось, - думает Санзо.

- Как ты считаешь, Годжо, там тигр?..

Столько красного и совсем нет золотого.

- Или, может быть, принцесса?..

- Стреляй в любом случае.

А потом исчезает совсем всё.

- Кольт, - хрипло говорит Годжо. - Я хочу кольт с золотой инкрустацией и гравировкой. Кольт, а не хромированную «Леди Смит».

- Макаи Тенджё, - произносит Санзо. В его руке - Шоуреджо.
Нельзя использовать сутру с оружием в руках.
Сутра Матен загорается багрово-красным светом. Отраженным светом заходящего солнца.
- Макаи Тенджё, - повторяет Санзо.
Сутра цветком лотоса распускается вокруг него. Каждый ее лепесток геометрически совершенен. Любая атака в любом направлении будет отражена. Любой враг в любом направлении будет повержен. Здесь нет врагов.
- Макаи Тенджё, - приказывает Санзо.
Здесь нет врагов Санзо. Сутра, повелевающая тьмой, взрывается навстречу своему собственному врагу.

- Эй, Гоку... - Годжо смотрит на закат. - Скажи, тигр или принцесса?..
- Это когда два стражника, и один постоянно врет? - переспрашивает Гоку. То, что Годжо очнулся, еще ничего не значит. - Это упражнение на логику, мне Хаккай его задавал.
- Ну да, Хаккай. - Годжо продолжает смотреть в окно. - Вполне в его духе. А ответ он тебе не сказал?
- Я сам додумался.
- Если солнце сядет в следующую секунду... - загадывает Годжо.
- Надо просто спросить: «Что скажет твой брат?»

Сутра Матен взрывается навстречу солнцу.
Плоскость сутры взрезает пространство ломаными линиями, сокращая расстояние до нуля, превращая солнечные лучи в отрезки, в точку.

- Что скажет мой брат, - смеется Годжо.
Шоуреджо послушно лежит у него в руке.
Шоуреджо смотрит в самый центр золотого сечения.

Кто сказал, что до солнца невозможно дотянуться?

- Это не ответ, - говорит Хаккай. Его сердце - часть золотого сечения.
- Это не ответ, - молчит Санзо. Его сердце - часть золотого сечения.

- Скажи, Гоку... - просит Годжо. Надоедливая обезьяна - центр золотого сечения.
- Гоку, - говорит Хаккай, опираясь рукой о стену. Лианы, разбегающиеся из-под его ладони похожи на след от пулеметной очереди.
- Он не настоящий, - безразлично говорит Санзо.

В этом доме всего семь комнат. Семь и еще одна.
Можно умереть в этом доме...
Никто не узнает.

Число лепестков лотоса возрастает в геометрической прогрессии.
Сутра Матен беснуется, перекраивая реальность под себя.
С Санзо в центре лотоса.
С Санзо в центре мира.
Сутра Матен сияет холодным светом луны.

- Я знаю, - отвечает Годжо, опуская руку, разрывая связь.
В этой комнате нет ни намека на золото.

Когда лотос поглотит солнце, наступит абсолютная совершенная тьма.
Сутра Матен безупречна в своей жестокости.
Сутра Матен божественна в своей уверенности.
И нет ничего прекрасней цветка, если ночь бесконечна, а луна холодна.

- Ничего, - отвечает Годжо.
- Ничего, - отвечает Хаккай.

Объятья смерти нежны, словно последний луч солнца.

- Как глупо, - думает Санзо.

На самом деле, сутра Матен похожа на змея. На старого змея, мечтающего съесть солнце.

Кто-то зовет их на самом пределе слышимости.

***
- Тигр или принцесса! - злится Гоку, распахивая перед Годжо дверь.
- И куда ты меня ведешь, обезьяна? - Солнечный свет бьет Годжо по глазам.
- Никуда, тупой каппа. Если дверь открывается наружу, она ведёт «откуда», а не «куда». Нет за ней никаких тигров и принцесс! Мне надоело ждать, пока вы выздоровеете. Я хочу есть!!!
- В общем, вылезай уже из своей комнаты, каппа. - Гоку внезапно успокаивается. - И сделай что-нибудь с Хаккаем, он... - Гоку никогда еще не ругался на Хаккая. - У него характер испортился...

***
- Хаккай? - осторожно зовет Годжо.
- Плющ - символ верности, дружбы и привязанности... - Хаккай проводит рукой по листьям-сердечкам.
- Ну, мне больше нравятся розы.
- У розы слишком много символов.
- Тогда не розы. Что-нибудь без символов.
- Всё на свете что-нибудь, да символизирует. - Хаккай равнодушно смотрит на заходящее солнце. - Куда ни посмотри - сплошные символы.
Годжо делает шаг в сторону Хаккая. И закрывает ему ладонью глаза. И шепчет ему на ухо:
- А ты не смотри... Хаккай.

***
- Привет, Санзо.
Шоуреджо утыкается в золотой лимитер.
- Привет, Санзо, меня зовут Гоку. Го-ку.
- Ты не настоящий.
- А ты позови меня. Эй, Санзо, скажи: «Гоку». И приду настоящий я.
Шоуреджо скользит, не оставляя царапин.
- Скажи: «Привет, Го...»
- Привет, мартышка, - говорит Санзо своим нормальным голосом. И убирает Шоуреджо. - Где остальные?
- Мы здесь, Санзо, - раздается снизу голос Хаккая.
- «Привет, мартышка!» - радостно кричит Годжо. - Можем продавать дощечки со святейшим приветствием досточтимого Санзо Хоши-сама! Сколько мудрости в этих словах!
- Убью, - отмахивается Санзо. Ему лень снова доставать Шоуреджо.
Сутра безмятежно лежит на его плечах.

***
- Я не думаю, что нам хотели сознательно причинить зло, - подбирает слова Хаккай. - И всё-таки, давайте обойдемся без сувениров на память... Гоку.
В траве мелькают стекла и стреляные гильзы. Санзо старается их не замечать.
Санзо не видит, что именно Гоку кладет обратно в траву.
- Запрыгивай, обезьяна. - Годжо протягивает руку.

Они едут на запад, вдогонку за солнцем.

- Я - Гоку... Го-ку! Эй, Санзо, ты тоже назвал меня мартышкой!!!
- Я не расслышал, обезьяна, как он тебя назвал?
- Заткнитесь! Просто заткнитесь!
- Сколько энергии... Может, использовать ее вместо бензина, а, Хакурю?
- Обезьяна!
- Гоку! Я - Гоку! Тупая тараканья башка!!!
- Да? А я тогда...
- Умолкните...
- Но, Сан...

А потом наступает ночь.
Темное время суток.
Освещенный лишь светом собственных фар джип едет среди теней и неясных звуков.
- Мы не можем ехать чуть быстрее, Хаккай? - Годжо старается не оборачиваться назад.
- Ты боишься птиц или деревьев, каппа? - Санзо слишком внимательно смотрит на дорогу.
- По ночам стало так прохладно, - думает Хаккай.
- А это весёлая птица-синица, - бормочет Гоку, - которая ловко ворует пшеницу, которая в тёмном чулане хранится...
Радио по-прежнему не работает.
- В доме, который построил Джек.

Вдалеке кричит птица.

@темы: сайюки

URL

пятница, 17 июля 2009

23:56

для Terra Nova

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

С Днем Варенья, Терра! :flower:

URL

суббота, 11 июля 2009

10:07

Мозаика

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

Мозаика или введите пароль

читать дальше

@темы: вайсс кройц

URL

пятница, 10 июля 2009

22:29

Прелестный Санзо

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

ворнинг и ахтунг: старый-престарый фанфик трехлетней давности.

Прелестный Санзо

читать дальше

Очередная гостиница, вечер, комната Санзо, потом комната Хаккая, потом опять комната Санзо:

Санзо еще раз придирчиво посмотрел в зеркало и решительно направился в комнату Хаккая.

Хаккай лежал на кровати, наблюдая за Хакурю, летающим под потолком.

- Хаккай.

Санзо подошел вплотную к постели и рывком перевел Хаккая в сидячее положение. После чего стал расстегивать крючки на его зеленой кофте.

Хаккай, зачарованный видом розового бантика на золотых волосах Санзо, молча позволил тому стянуть с себя кофту.

Хакурю завис в воздухе.

Когда зеленая ткань скрыла на несколько секунд от Хаккая новую прическу Санзо, он закрыл рот и попытался сформулировать возникшие у него вопросы. Но в это время Санзо вытащил кремового цвета рубашку и деловито напялил ее на Хаккая.

- Санзо?.. - осторожно начал Хаккай, послушно продевая руки в рукава.

- Ты будешь моей мягкой игрушкой, - Санзо был на удивление спокоен и доволен.

- Игрушкой? - переспросил Хаккай.

- Мягкой, плюшевой, - Санзо схватил его за руку и потащил в свою комнату.

Проходя мимо зеркала Хаккай отрешенно заметил, что в этой рубашке и своих светло-бежевых брюках он выглядел и, правда... плюшево...

- С-санзо...

- Что? - Санзо начинал злиться, для игрушки Хаккай слишком много болтал.

- Объясни, пожалуйста...

- Сам не понимаешь? - Санзо раздраженно уставился на Хаккая.

Хаккай отрицательно помотал головой, призывая на помощь все свое самообладание.

«Мне не понравится то, что я сейчас услышу, - подумал он, - точно не понравится».

- Хорошо.

Санзо сложил руки на груди и, всё еще сердито глядя на Хаккая, начал объяснять:

- У меня было трудное детство. Я, знаешь ли, в монастыре жил...

Голос Санзо дрогнул лишь на пол секунды, затем он продолжил своим обычным «я-разговариваю-с-идиотами» тоном:

- В общем, я решил наверстать упущенное.

Хаккай перестал дышать.

- Ты, Хаккай, будешь моей мягкой игрушкой, Гоку - моей зверушкой, Хакурю...

В дверь тихо зацарапались.

- Открыто! - рявкнул Санзо, распахивая дверные створки пинком ноги.

В комнату робко влетел Хакурю.

- А Хакурю, - продолжил Санзо, маниакально улыбаясь, - будет моей машинкой. Красненькой. С гудком.

- Санзооооо! - в комнату вломился Гоку и замер на пороге потому, что Хакурю спланировал прямо на него.

Поняв, что через дверь ему не выйти, ручной дракон с диким писком вылетел в форточку.

- Санзоооооо!!! - очнулся Гоку и, волчком закрутившись на месте, поймал свой неожиданно приобретенный обезьяний хвостик.

- Санзоооооо!!!!! - завопил он снова, сунув пятую конечность монаху с трудным детством под нос.

- Санзо. Что это? - прошептал он, сорвав горло.

- Хвост, - невозмутимо ответил Санзо и отступил в сторону, так как по коридору мчался Годжо, размахивая чань-бо.

Сбив Гоку с ног и выбив своей цепочкой окно, Годжо остановился посреди комнаты, крутя головой налево и направо.

- А где? Где йокаи? Чего обезьяна кричала-то?

Гоку икнул и с отсутствующим видом попытался выйти через стенку. После третьего удара головой он сполз по этой же стенке и невидящим взглядом уставился куда-то в бесконечность.

Годжо, получивший шикарную возможность все это время наблюдать подрагивающее доказательство обезьяности Гоку, тихо захихикал и начал медленно отступать назад.

- Годжо, - протянул Санзо, изучающе его разглядывая, - я пока не придумал, кем ты будешь... Завтра придумаю. Всё, выметайтесь из моей комнаты, я хочу спать. Нет, ты, Хаккай, остаешься, ты моя мягкая игрушка, я буду спать с тобой. Мягкие игрушки снимают стресс.

С этими словами Санзо бухнулся в кровать, одной рукой обнимая Хаккая, а другой доставая револьвер.

Годжо посмотрел на умиротворенную спину Санзо, обезьяний хвостик Гоку, паникующего Хаккая, и его тихое хихиканье перешло в истерический смех, в котором отчетливо слышались нотки безумия.

Санзо выстрелил в воздух.

Хаккай решил, что лучшим выходом будет потерять сознание. Может быть, это сон. Какой-нибудь новый кошмар.

***

Это же время, небеса:

А в это время далеко наверху вся небесная конница и вся небесная рать пыталась отнять у Канзеон босацу ее новую любимую кавайную мангу...

***

Полдень следующего дня, апартаменты Канзеон босацу:

- А потом вы прочитали ту книжку и сделали что-то с Генджо Санзо Хоши-сама.

- ...

- Но сейчас ситуация более или менее стабилизировалась...

- ...

- Хотя Ша Годжо до сих пор бьется в истерике...

- ...

- А Сон Гоку в некотором подобии транса...

- ...

- Но Хакурю успел спрятаться... собственно говоря, мы его все еще ищем.

- ...

- И Чо Хаккай, как наиболее пострадавшая сторона...

- Что с Хаккаем?

Канзеон босацу наконец перестала изучать вид за окном и мрачно уставилась на своего адъютанта.

- Э... Хаккай... ну, он очнулся в одной постели с Санзо Хоши-сама, который ничего не помнил... наверное, сознание Санзо Хоши-сама не вынесло подобной нагрузки и заблокировало некоторые воспоминания... В общем...

Канзеон босацу наградила адъютанта еще одним мрачным взглядом:

- Хаккай жив?

- А... да... У него... хм... нашлись собственные способы по успокоению Санзо Хоши-сама...

Канзеон босацу представила разъяренного Санзо и ошарашенного Хаккая, пытающегося его утихомирить. В одной кровати. У бодхисатвы Любви и Милосердия было богатое воображение.

- Собственные способы?

- Ну, для того, чтобы сказать «Тенткё Макае», по крайней мере, рот должен быть свободен.

Джироншин собирался ухмыльнуться, но Канзеон босацу в два прыжка оказалась рядом и, встряхивая его как котенка, процедила сквозь зубы:

- Даже слышать! Понял?! Даже слышать об этом не хочу!!!

***

Далеко внизу задумчивый голос Хаккая:

- Санзо... может быть, ты снимешь этот розовый кавайный бантик?

@темы: сайюки

URL

22:20

Стабильность

у меня тоже псевдоним (с) Алукард

Стабильность

читать дальше

На самом деле Брэду Кроуфорду вовсе не доставляет большого неудобства неорганизованность его команды. Безответственность Шульдиха, взрываемость Фарфарелло, непредсказуемость Наги - ко всему этому он достаточно быстро привык и научился более или менее контролировать. Большего всего Брэд Кроуфорд ненавидит шум. Его ментальные щиты не могут защитить от навязчивого гула компьютера, от издевательски льющегося в кружку кофе, от убийственного звука свалившейся со стола скрепки. Скрепки он ненавидит особенно сильно. Иногда он ловит себя на мысли, что Шульдих вполне может специально раскладывать проклятые предметы канцелярского извращения на самом краешке стола. И его раздражение давно стало ненавистью.

На самом деле Шульдиху вовсе не доставляет особого неудобства постоянный шум голосов в его голове. Чтобы шум стал проблемой нужно сконцентрировать на нем свое внимание, а концентрация - это не для беспечного телепата. Больше всего Шульдих ненавидит свою обособленность. Иногда он называет это одиночеством. Иногда свободой. Но и в этом случае, единственным чувством остается ненависть. Время от времени Шульдиху кажется, что Наги разгадал его секрет и смеется над ним в отместку за все издевательства немца. Он лезет проверить свою догадку в хорошенькую головку телекинетика, но натыкается лишь на вежливую улыбку Наги и резкий окрик Кроуфорда. И ему не к кому обратиться за помощью.

На самом деле Наги вовсе не доставляет большого неудобства чувство собственной обособленности. Шульдих назвал бы это одиночеством. Но маленькому паранорму все равно. Это его не заботит. Больше всего Наги ненавидит неорганизованность команды.

Беспечность Шульдиха, которая, в конце концов, станет фатальной, неконтролируемость Фарфарелло, которая, наверняка, будет стоить ему жизни - все это стоит Наоэ огромных нервов. Но больше всего его выводит из себя наплевательское отношение Кроуфорда. Пророк на то и лидер, чтобы держать все ниточки в своих руках. Но американец предпочитает наблюдать со стороны. Наги пытается зацементировать собственную ненависть вежливостью. Но однажды он взорвется.

И только Фарфарелло, как и ожидается, на самом деле большего всего ненавидит бога. Берсерк остается единственным стабильными элементом в системе «Шварц».

@темы: вайсс кройц

URL